Форум

Запись первая.
Не знаю, какой сейчас день, какого месяца и какого года. Здесь, в стране, где все еще правят древние чудовищные боги, и где по земной тверди ходят существа, которых я считал сказочными, время не важно.
Здесь оно остановилось.
Приходится пересматривать свои взгляды на мир. Впрочем, так ли уж сильно? Я никогда не отрицал сверхъестественной силы как таковой, я просто не верил нашим велеречивым жрецам…
То, что я видел в Городе Золотых Башен, не может быть ни чем иным, кроме явления сверхъестественной силы.
Я пишу эти строки, прислоняясь спиной к корням огромного дерева, что служит нам убежищем уже который день. Мы укрылись среди его корней, а прорехи между камнями завалили камнями и сучьями. Это надежная крепость, но мы скоро все равно умрем. Отчего бы не занять последние дни своей жизни писанием книги, которую никто и никогда не прочтет.
Мы можем или умирать здесь, или попытаться прорваться, за счет силы и ярости, прокладывая путь себе оружием. Но для того, что бы броситься в бой нам нужно будет покинуть наших раненых товарищей и леди Алисию, которая хоть и оказалась девушкой твердого нрава, в схватке с окружающими нас чудовищами не выдержит и минуты. Конрад на это не пойдет. А ведь если кто-то из нас и выжил бы в бою, то это он. Я хорошо владею мечом и любым другим оружием. Но Даннаец иногда кажется воплощением одного из старых богов войны. Быть может мы зря бросили поклоняться им? Быть может, они тоже существуют, раз уж существует все то, что я видел своими глазами в Городе Золотых Башен?
Я все-таки устал, и мысль моя бегает беспорядочно, обращаясь то к Конраду, то к старым богам.
И так, Конрад не решится бросить слабых. Значит погибнем мы все…
Как поступил бы, будь я вождем нашего отряда?
Не знаю.
Не уверен, что так же как Конрад.
Я всегда привык считать, что одна смерть лучше, чем две.
Конрад благороден, но это благородство героя рыцарских романов. Оно стоило ему нескольких побед в прошлых сражениях. Он уже знает, чего оно стоит в реальном мире, но по-прежнему стоит на своем.
Рыцарь старого Кодекса.
Ему тяжело, но и просто жить, не то что нам, склонным к сомнениям.
Нас осталось немного. Я спросил всех и каждого, хотят ли они быть увековечены в моей книге. Все согласились. Дивная щепетильность перед лицом смерти, не правда ли? Но смертельная опасность не повод вести себя как свиньи, верно?
И так, мы сидим под корнями исполинского дерева, девять человек, обреченно ждущих гибели, и старающихся не терять лица.
Конрад Даннаец, о котором я написал так много, что мне иногда кажется, будто это не пой путевой журнал, а хроника, которую ведет оруженосец Даннайца. Впрочем, Конрад лишен мелочного тщеславия, и никогда не будет таскать за собой писца, дабы тот запечатлевал его подвиги.
Леди Алисия. Глядя на эту девушку я, кажется, стал понимать, что нашел в ней Конрад. Она пережила столь многое, что это могло бы сломить не столь сильный характер. Мне искреннее стыдно за те грубые намеки, что я позволил в ее сторону. Она держится с отвагой и достоинством, что составили бы честь многим мужам. Она красива и притягательна даже сейчас, когда при свете лучины мы прячемся в подземной норе. Отчасти это ее юность и природная красота. Но отчасти эта красота идет изнутри. Славная девушка, что тут добавить. Я по хорошему завидую и Конраду, который влюблен в нее, и молодому Балиану, к которому, кажется, питает те же чувства она сама.
Да, к слову Балиане. Сын герцога сидит здесь же, по правую руку от меня, я слышу его дыхание. Сейчас он спит, утомленный тяготами предыдущего дня. Да у меня и самого слипаются глаза, но время, проведенное в джунглях, закалило меня, и я хотя бы не столь страдаю от жары и духоты. Балиан мне тоже симпатичен. Слишком юн, но юность единственный недостаток, что быстро проходит. По причине юности слишком самоуверен, задирист и, кажется, не осознает, сколь близка к нам смерть и потому держится бодро. Юность всегда верит, что она бессмертна. Но он крепок духом и телом, обладает достаточной силой воли, что бы держать в повиновении других людей, и совсем неглуп.
Вот Бертран, высокий худой и тонкий, но вовсе не хрупкий, похожий на копье, и такой же опасный. У него острые черты лица и острый как бритва язык. Без лести предан Балиану, своему господину, отважен в бою, но слишком своеволен, и слишком уж пропитан тем, что он сам считает рыцарским духом, а именно – высокомерным презрением ко всему и всем, кто не васканский рыцарь. Кажется, даже меня он в глубине души презирает, почитая за варварского князька, а ведь мой род восходит во времена Унгрийских Войн… Меж тем, есть у него и другая черта. Малый не только любит, но сочиняет стихи, и если бы у нас было побольше времени, то мы нашли бы общий язык, обсуждая рифму и размер в старовасканских поэмах. Он тоже ранен, не так тяжело, как Танкред, но эта рана почти сделал его калекой – у него перерезано сухожилье, что крепит стопу. Рана почти зажила, но ходит сейчас этот прежде ловкий как кошка человек, только опираясь на костыль, что вырезал себе из дерева. Тягостное ощущение, чувствовать себя почти здоровым, и одновременно калекой.
Вот Кенельм, человек моих лет, воин простого звания, непревзойдённый в нашем отряде, а так же во всей дружине герцога стрелок из лука. Сейчас это бесполезно, своего оружия он лишился во время бегства из города, и лишь колчан со стрелами, которые он так и тащит за собой, напоминает о об этом. Во время похода вверх по реке его лук не раз и не два спасал нам жизни, а так же снабжал нас отменной птицей. Кенельм молчалив, но судя по всему неглуп. Он в противоположность Бертрану невысок, но широк в кости, у него редкие светлые волосы и выцвевшие голубые глаза, глядя в которые не скажешь, что они отличаются какой-то особой зоркостью. Сейчас у него нет его излюбленного оружия, впрочем, тяжелым фальчионом он владеет отменно.
Вот Танкред, еще один рыцарь Балиана, славный малый, не чуждый веселой шутке и задорной песне, а нынче способный лишь стонать, изнуренный ранами. Он получил их, когда мы дрались на ступнях храма, и первые два дня казалось, что обошлось, но сейчас кровь его кипит в лихорадке.
Всю воду, что у нас осталось, мы отдаем ему.
С нами и Рокко по прозванию Каменный Кулак, тот самый матрос, о драке с которым я так забавно рассказывал несколькими страницами ранее. Муж нрава прескверного и облика отталкивающего, злой ругатель и вечный бунтовщик, но лучший кулачный боец во всем Интиле, так же отменно владеющий мечом и щитом. Из нас всех он, кажется, меньше всего намерен погибнуть из чувства долга, и все время пытается подговорить Кенельма и Нханхлу на побег.
Кстати, Нханхла, это тот чернокожий, что был нашим проводником в начале пути, нынче ставший почти полноправным членом нашего отряда (хотя чистить рыбу и тащить самый тяжелый тюк всегда оставалось его обязанностью). Нханхла высок ростом и стройно сложен, он скорее хороший бегун и ловкий охотник чем умелый боец, и как многие дикари одновременно самоуверен до наглости и трусоват. Чертами лица он не похож на чернокожего, и если судить по внешности, то производит впечатление человека благородного и даже величественного, но это все видимость, на деле он плут и холуй.
И я автор этих строк, Бальдур, барон фон Барток, человек многих достоинств, но хотел бы отметить одно, самое удивительное. У меня редкая способность к языкам. В этом я превосхожу всех, с кем когда-либо встречался. Таков уж мой дар. Иногда мне казалось, что я не учу языки, а просто понимаю их от того, что умею влезать в чужие головы. Мне так же часто доводилось делать удачные предсказания, даже если они казались только ставок в игре, и пару раз в жизни я испытывал нечто, что принимал за видения.
А теперь я поведаю вам, отчего мы все погибнем.
Под корни дерева мы пришли добровольно, и судя по всему, мы не первые, кто пользуется этой странной пещерой для убежищ. На земле видны были следы костра, разбросаны какие-то кости оставшиеся от трапезы наших предшественников.
А держит в плену нас стая драконов.
Это не те драконы, о которых рассказывают легенды, и они не похожи на своих собратий со страниц манускриптов, но ничем иным они быть не могут.
Больше всего они похожи на ходящих на задних ногах исполинских ящериц, не меньше семи футов в высоту. Передних лап у них почти нет, но задние украшены такими когтями, что распорют живот быку, головы огромные, а пасти полны острых зубов. У них мощный хвост, который помогает им при ходьбе и служит оружием – его ударом они могут сбить с ног, переломав все кости. Шеи их длинные и подвижные. Они покрыты серо-зеленой кожей. Судя по всему, огнем они плеваться не умеют, но это не делает их менее опасными. Разума у них нет, на мудрых чудовищ, что хранят сокровища они не похожи. Но все же их умишка хватает, что бы второй день держать осаду вокруг нашего убежища. Одни приходят, другие уходят, но несколько тварей всегда караулят нас. Сначала они пытались вытащить нас наружу, но стоило какой-то оскаленной морде просунуться между корней, мы били их своими мечами и топорами. Они пробовали рыть землю, но корни уходят вглубь, и у них ничего не вышло. К тому де стоило когтистой лапе просунуться между корнями, как она получала удар оружием.
Но не сумев изловить нас сразу, драконы продолжали бродить вокруг.
Сначала нам показалось, что это ненадолго, и неразумные твари, не заполучив добычу, пойдут дальше, в поисках более легкой. Но, наверное, сейчас такой сезон, что драконы голодают, и они не оставляют надежды изловить Несколько ушли, но основная стая в полторы дюжины голов продолжает бродить неподалеку.
Мы сумели убедиться, насколько быстро они бегают, когда один из них на наших глаза изловил и задрал какое-то быстроногое животное, похожее на оленя.
Нет и мысли, пробежать мимо них.
Один быстроногий человек, наверное, имел бы шанс ускользнуть. Но нас слишком много и не все из нас быстроноги…
И для того, что бы хоть один из нас смог покинуть убежище придется разрушить нашу баррикаду из камней и сучьев, и тогда драконы прорвутся внутрь.
Остается только ждать. Если бы не стояла такая одуряющая жара, то возможно драконы ушли бы раньше, чем дождались нас в виде свежего мяса.
Но жажда убьет нас очень скоро.
Танкред умрет первым.
Запись вторая.
Как же хочется пить… кажется, готов отдать все свои имения за несколько глотков чистой воды.
Все испытывают то же самое. Боюсь, у нас не хватит выдержки принять свою смерть достойно, как мы собирались. Боюсь, кто-то попытается убить одного из товарищей по заточению, что бы напиться его крови. Такое бывает в безумии, вызванном жаждой. Рокко и Нханхла как-то слишком доверительно шепчутся. Глупцы, думают, что я не понимаю их моряцкого жаргона.
Танкред отчего-то еще жив.
Леди Алисия держится тверже многих из нас.
Конрад и Балиан о чем-то переговаривались, когда я спал. Я проснулся, услышав лишь конец их разговора. Кажется, они опасаются мятежа со стороны Рокко и его чернокожего дружка.
А быть может, лучше, если эти двое попытаются прорваться. Рокко силен, словно буйвол, и бьет кулаком, как молотом, но тяжел на ногу, потому часто проигрывал на арене даже в лучшие свои годы.. Он едва ли сможет убежать от драконов. Чернокожий же быстр, как лань, но тем лучше, тем дальше он уведет от нас этих чудовищ. Пока драконы гонятся за ним, остальные могут попробовать добежать до реки. Если наши лодки все еще там, у нас будет шанс.
Если же с ними что-то случилось, то драконы все же полакомятся нами, только запыхавшимися.
Запись третья.
Близость реки сводит с ума.
Часть драконов ушла. Я пересчитал оставшихся. Их всего семеро. И они как мы выглядят не лучшим образом. Видимо голод гложет их все сильнее. никто не знает, когда они ели в последний раз. Ранним утром двое затеяли драку между собой. Если они перебью друг-друга… нет, это слишком хорошо, что бы можно было всерьез на это надеяться.
Запись четвертая.
Все же два дракона убили третьего, и начали пожирать. Не понимаю, отчего они не уходят с этого проклятого места. Возможно, потрясение земли было сильнее, чем показалось там, в Городе, где-то еще выросли новые горы, и разверзлись огромные трещины, и драконам просто некуда идти? Но значит ли это, что если мы и переживем драконов, то все равно останемся навеки на этом странном куске земли, отрезанном равно от Пустоши иаджуджей, и от Черных Земель? Что если река прекратила течение, или теперь не впадает в море, а попала в плен какой-нибудь исполинской запруды?
К чему думать об этом?
Драконов еще шестеро.
Такред все еще жив. Быть может потому, что пребывающий почти все время без движения, он тратит меньше энергии и влаги. Да, мы давали ему воду, когда сами уже не пили ее.
Драконы устроили драку из-за тела своего товарища.
Запись пятая.
Не думал, что вновь в этом журнале появится запись полная радости жизни и надежды на благополучный исход! Я уже оттачивал мысль, как бы начертать последние слова, которые надлежит перед смертью произносить людям моего положения и воспитания, так же запечатлеть последние слова товарищей по несчастью. Но нет же!
Я пишу эти строки, уже не кореньях исполинского дерева, что было нам убежищем и тюрьмой так долго, а в нашем новом лагере, что мы разбили на острове среди реки. Островок маленький, на нем нет драконов, и вообще никаких тварей крупнее и опаснее змей. Змей мы довольно скоро распугали, начав стучать топорами, и запалив костры.
Забавно видеть, что Даннаец, который казалось бы, не боится ничего и никого, буквально каменеет в присутствии змей, даже самых безобидных, которых я отгонял просто носком сапога.
Есть слабости и героев.
Впрочем, как же вырвались той ловушки (проклятье, я так привык писать, обращаясь к неведомому читателю!)?
Увы, славу драконоборца обрел не я.
Когда Конрад увидел, как драконы пожирают своего товарища, его глаза, уже погасшие от предчувствия скорой и бесславной гибели, вновь вспыхнули. Мы наскоро посовещались. Даннаец сказал, что несмотря на жажду, все еще чувствует в себе достаточно сил, что бы попробовать вырваться из ловушки.
- Мой отец говорил, что герой умирает один раз, а трус тысячу. Я не трус, клянусь Солнцем, но в этом земляном мешке я умер тысячу тысяч раз. – сказал он, поднимаясь, распрямляя затекшие от долгого сидения спину и ноги. – Прежде то, что я хочу сделать сейчас, походило бы на самоубийство, которым я к тому же, ускорил бы вашу гибель. Но сейчас, когда эти твари дошли до убийства своих собратьев, стоит попытаться.
Конрад потребовал у Нханхлы его боевое копье. Так же он взял копье Балиана, и копье, принадлежавшее бесчувственному Танкреду.
Вместе с Рокко мы отодвинули в сторону несколько больших камней и кусков дерева. Это далось нам нелегко, мы все буквально умирали от жажды и голода. Конрад протиснулся в открывшуюся дыру.
Он поднялся во весь рост, и закричал на драконов, потрясая копьем. Их уродливые головы повернулись к нему. Больше всего мы боялись, что в погоню за Даннайцем увяжутся только один или два монстра, прочие же набросятся на ослабленное укрепление, и раскидают его. Но все обошлось много лучше, чем мы рассчитывали. Вдогонку за Конрадом бросились все шесть драконов.
Дальнейшее я не видел, и могу судить только по словам Конрада, и у меня нет оснований не верить ему.
По словам Конрада, сначала он мчался словно на крыльях, но потом ему пришлось даже замедлить бег, что бы не оторваться от чудовищ слишком далеко. Тогда они могли бы забыть про него и повернуть обратно.
Мы же увидев, как убегает последний дракон, отворотили еще один камень, и начали выбираться из тесной, полной зловония и отчаяния дыры в земле, что чуть не стала нашей общей могилой.
Конрад меж тем остановился, поудобнее ухватил древко грозного копья Нханхлы, и метнул его в приближающегося дракона. Наконечник пробил чудовищу шею, и вышел со спины, оно издало вопль, похожий на громкий скрежет (его слышали мы сами), но оно не упало, оно рухнуло на жесткую землю, и долго еще билось в предсмертной агонии, как всякая хладнокровная тварь, дракон был невероятно живуч.
Конраду некогда было любоваться делом рук своих, он увидел, как к нему приближаются остальные монстры, и снова помчался наутек. Оторвавшись от преследователей, Конрад вновь остановился, и когда самый быстрый и сильный дракон приблизился к нему, метнул копье Балиана, и поразил чудовище в шею под самой головой.
Дракон упал, и забился в судорогах, задними лапами пытаясь вырвать из шею оружие.
Но Конрад был уже далеко, он почти добежал до леса.
Один и драконов, отстав более всех, утратил к погоне всякий интерес, а двое других, совершенно обезумевшие от голода, набросились на раненого собрата, и принялись рвать его на части.
Конрад, обошел их стороной, но они так были заняты своим пиршеством, что не обратили на него внимания.
Но оставался еще один монстр, тот самый, что избрал добычей нас.
Мы же ковыляли к берегу. В этот миг мы думали не столько о драконе, сколько воде, которая сверкала перед нами.
Балиан нес на плечах Танкреда, сгибаясь под его весом. Бертран с трудом двигался, опираясь на свой костыль. Леди Алисия, которая все время нашего заточения переносила страдания мужественно, сейчас вдруг обессилела, и плелась, словно столетняя старуха.
Я, Нханхла, Рокко и Кенельм, как самые крепкие из здоровые из нашего отряда, сталкивали уже на воду наши лодки, которые, по счастью, остались на месте и были целы.
Едва добежав до воды, мы упали в нее, и принялись зачерпывать полной ладонью и пить.
Алисия уже дошла до берега, когда вернулся дракон.
Никого из нас не было рядом, и ни у кого из нас, занятых лодками не было в руках обнаженного оружия, потому девушка могла бы погибнуть, но тут в воздухе просвистело третье копье, и вонзилось дракону прямо в глаз. Даннаец бросил его едва ли не за две сотни футов.
Через несколько мгновений он был уже рядом с нами. Дыхание его было хрипло, и с шумом рвалось из пересохшего горла. Но в отличие от нас всех он не бросился к воде, что бы утолить жажду. Он помог Балиану донести Танкреда, который кажется, пришел в себя, и стонал от боли и мучившей его лихорадки, уложил его в лодке, и только этого позволил себе утолить жажду.
Мы все еще не верили, что мы спасены.
- А те драконы, они не вернутся? – спросила дрожащим голосом Алисия. Хоть ее выдержка и была достойна похвалы, немногие удержались бы от испуганной дрожи, если бы в паре футов от них оскалил клыки самый настоящий дракон.
- Они жрут своего собрата, и если насытились, то не столь опасны. – ответил Конрад. – Но все же я не стал бы рисковать возвращаться туда.
- Мы лишимся двух копий. – сказал Балиан.
- Да, но если попробовать вернуться, то можно лишиться жизней.
- Если эти драконы столь свирепы и опасны, почему о них никто не знает даже в Черных Землях?
- Сдается мне, они немногочисленны. Возможно та стая, что мы видели, это все драконы. Они живут только на этом заколдованном плато, не поднимаясь в горы, и не спускаясь на равнины. – предположил Конрад.
Хотя были опасения, что драконы вернутся, мы все же задержались, и сумели отрезать нижнюю челюсть чудовища.
Слова васканского рыцаря тверже стали, и слово тейчтумского барона не слабее, но никогда не помешает вещественное доказательство совершенного Конрадом подвига…
Мы сели в лодки и поплыли вниз по реке. Некоторое время мы все то и дело зачерпывали воду, и пили. Самых невоздержанных стошнило – пересохшие желудки не принимали столь щедрого питья. Но потом жажда отступила.
Течение здесь не было ни стремительным, ни ленивым, нас несло примерно со скоростью человеческого шага, но такой способ путешествовать, несомненно, много проще.
Мы плыли почти до самого заката, пока не нашли этот остров и не встали на нем.
Долгое сидение в заточении ослабило наши силы, и мы решили сделать остановку в несколько дней.
Островок кажется воистину райским. Мы не ведаем нужды ни в воде, ни в еде, и можно сказать, наслаждаемся этим отдыхом. У нас полно свежей рыбы, которая только что сама не скачет на берег, и река иногда приносит фрукты.
Мы даже отваживаемся купаться, правда, заходя не глубже, чем по пояс, на мелкой, прозрачной воде. Никто не знает, какие твари водятся в водах этой реки.
Если не вспоминать, как далеко мы от обитаемого мира, и сколько опасностей таят в себе леса, что тянутся по обе стороны реки, то кажется, будто мы на идиллическом выезде на природу.
Танкред пришел в себя. Он все еще очень слаб, но лихорадка отступила. А я ведь уже считал его мертвым. Приятно ошибиться в таких делах.
Едва Танкред окрепнет, мы двинемся дальше.
Запись шестая.
У меня есть чувство, которое не разделяет никто из моих спутников. Для них этот странный мир и все его чудеса – лишь препятствие на пути домой. Я же ловлю себя на мысли, что, несмотря на все тяготы пути, мне нравится путешествие как таковое. Мы идем через земли, на которые не ступала нога белого человека. Через земли, о которых в большом мире нет даже преданий. То, что мы видим здесь – возможно это мир, каким был тысячи лет назад, а возможно мир, каким он будет через тысячи лет после нас.
Да, странное буйство природы окружает нас. Мы видели еще драконов, и больших и меньших, чем те, которые держали нас в осаде. Одни рвут все живое, другие мирно питаются травой. Это странно, и это чудесно – дракон, пасущийся на лугу, точно речная свинья.
А вот драконов, плюющихся огнем я так и не видел, и сомневаюсь, что увижу их. Наверное, они уже вымерли повсеместно, даже в таких отдаленных уголках.
Хотя…
Это странно, но хотя я и мечтаю вновь увидеть родной дом, пройтись по тенистым лесам моего родного Тейчтума, но я думаю и о другом. Я думаю о землях, что лежат далеко, а океаном. Не может быть, что бы их не было. Ведь рассказывали заслуживающие доверия люди об обломках странных кораблей, не похожих ни на один из кораблей, что строят в известных портах.
Говорят, однажды к берегам Авалака прибило судно, в котором нашли несколько умирающих от жажды моряков неведомой расы. Их захватили в плен, и как диковинку продали кому-то из интильских аристократов, что показывал их, словно зверей, настолько странно они выглядели.
Значит, есть и иные земли…
Хотелось бы увидеть их.
Но к чему стремится за океан, если неведомые миры открываются стоит только свернуть с торной тропы?
Быть может, мы увидим здесь и огнедышащего дракона, ведь видели мы таких существ, о которых нельзя ничего сказать, которых просто не с чем сравнить.
Не все они кровожадны, но все же мы по-прежнему стараемся вставать на островках или на отмелях, к которым лес не подступает слишком близко.
Растительность здесь яркая и порой почти режет глаз. Иные прекрасные цветы оказываются ловушками, в которых скорчились скелеты птиц и маленьких животных. Иные растут столь быстро, что кажется, будто они могут двигаться.
Это причиняет неудобства, как и необходимость все время держать оружие под рукой, но разве не прекрасно увидеть все это, даже если приходится быть начеку?
Впрочем, только смотреть на диковинных зверей и растений надоело бы мне очень скоро.
Это плато таит в себе другие тайны, много более захватывающие.
Мы видим руины величественных зданий, огромных, как пирамиды Ултара, ныне осыпающиеся, покрытые зеленой растительностью, но все еще величественные.
Какие тайны хранят они в себе?
О чем могут поведать тем, кто сумеет спросить?
Кто и когда возвел их?
Куда подевались их строители?
Почему очертания иных зданий так режут взор, содержат в себе что-то болезненное и неправильное, словно строили их не люди?
А быть может, так оно и было?
И полностью ли сгинули во тьме веков неведомые племена, что возводили эти колоссы, или они по-прежнему где-то влачат существование, смутно помня о былом величии, и мечтая его вернуть?
Ведь Город Золотых Башен не всегда был таким, каким мы его застали. Ныне он больное место, где живут пораженные безумием и обреченные на скорую гибель люди. Но он еще хранит остатки своей красоты.
Пройдет жизнь нескольких поколений, и Город Золотых Башен обратится в руины, подобные тем, мимо которых плывем мы сейчас.
Змеи будут извиваться на его мраморных площадях, и обезьяны будут кривляться в его храмах.
А быть может когда-то и сияющий Ирам и светлый Интиллполис, и зловещий Варгатрон постигнет та же участь.
Странные мысли посещают в странных местах!
И как оказалось, не меня одного.
Вечером мы сидели у огня, и Конрад, глядя сквозь пламя сказал.
- Слаб и ничтожен человек, он лишь былинка на ветру времени. Сегодня, когда мы стояли у подножия этой каменной горы, что так похожа и непохожа на Ултарские пирамиды, я подумал, что те, кто ее возвел, хотели обмануть вечность, остаться в ней, хотя бы в камне.
- Удивительно слышать такое от тебя, дружище. – только и смог сказать я. – Не думал, что и ты чувствуешь это.
- Конечно. – усмехнулся Даннаец. – Ведь я сделан из железа. Я Конрад де Фер! Де Фер! Мы не чувствуем страха, не знаем усталости, не замечаем боли, не ведаем сомнений. Мы были рождены из зубов дракона. Так обо мне говорят?
- Не хотел тебя оскорбить.
- Это не оскорбление. Я воин, а не мыслитель, но в этом месте на любого, если он не совершеннейший болван как этот вот. – Конрад кивнул в сторону Рокко, который увлеченно обгладывал рыбий хвост. – найдут возвышенные мысли.
- Вы правы и не правы, барон. – подал голос Бертран. – Да, время смывает все. Все кроме славы. И все кроме песен.
- И где же песни и слава тех, кто возвел эти пирамиды?
- Они там. Вы видели высеченные на камнях письмена? Когда-нибудь, найдется пытливый ум, что сумеет прочитать их. И слава и песни тех, чьи кости давно истлели, вернутся в этот мир.
- Значит, все уходит, кроме славы и песен?
- Да, барон. А слава, воспетая поэтом, живет дольше, чем что бы то ни было.
- Не совсем пойму, о чем вы толкуете, господа. – проворчал Рокко. – Но что верно то верно. Добрая песня и дорогу делает короче, и сердце исцеляет от любой тоски, и душу наполняет отвагой.
- А давайте я спою вам? – вдруг предложила Алисия. – Это то немногое, что я могу в пути. Мне не под силу охотиться, как наш Нханхла, или править лодкой ловко, как это умеет Рокко, да и копье я не брошу так, как Конрад. Но петь я умею!
- Спой нам. Спой песню о ищущих дом.
Ее серебряный голос долго звучал в бархатной мгле ночи.
Казалось, что на время притихли все те ведомые и неведомые нам твари, что оглашали обычно ночь своим рычанием, воем, пением, и другими, порой ни на что не похожими звуками.
Все они слушали песню о героях, что ищут дом, порой не замечая, что дом это не стены, а узы дружбы и товарищества, что скрепляют его.
То была печальная песня, песня о воине, что вернулся из похода, и на месте родного дома, к которому стремился всем сердцем, застал лишь руины, на которых выросла трава и кусты. Грусть охватила нас, но то была светлая грусть.
Песня была долгой, и дальше в ней пелось, как воин созвал друзей, тех, с кем делил тяготы похода, и тех, кто ждал его долгие годы, помогая его семье, и устроил для них дивный пир.
И заснули они под шатром из звезд, а проснулись под сводами нового дома, что вырос из спетых ими песен…
Кто знает, суждено ли нам всем вырваться из этого странного мира?
Кто знает, увидим ли вновь белую пристань Интиллполиса?
И стоят ли на месте дома, что мы покинули?
Но если мы преодолеем все, то кроме историй о чудесах и ужасах, что мы видели, кроме зубов дракона, что мы привезем, мы вернемся не с пустыми руками.
Мы что-то все обрели здесь, в этой долине древних тайн.
Запись седьмая.
Вчера мы покинули плато, что сначала показалось нам преисподней, и которое потом почти полюбили.
Издалека мы услышали рев воды, который мог означать только одно – водопад.
Мы причалили к берегу, и Нханхла с Конрадом отправились на разведку. Они принесли ожидаемую весть – впереди обрыв, высотой примерно в три сотни футов.
Нечего было и думать о том, что бы как-то переправить вниз свои лодки. Мы доплыли до куда возможно, а потом сняли всю нашу поклажу, и встали лагерем над обрывом, обдумывая свое дальнейшее путешествие.
Танкред уже вполне окреп, оправился от ран, разве только мы все еще освобождаем его от всякой работы. Рана Бертрана зажила, но хромота видимо останется в ним навсегда. Мы все здоровы и полны сил, что даже удивительно.
Я, Нханхла и Конрад день провели, в поисках удобного места для спуска.
Наконец в миле или полутора отыскали склон, настолько пологий, что он порос деревьями и кустарниками. Цепляясь за эти деревья все мы потихоньку спустились вниз. Не думайте, что спуск этот был легок, если бы кто-то не успел вовремя ухватится за ствол, или ветку, или за каменный уступ, он покатился бы вниз кубарем, и когда докатился, то больше напоминал бы мешок в костной мукой, чем человека.
Но по счастью все обошлось.
Ночевали мы под рев водопада.