Отправлено: 21.09.10 17:02. Заголовок: Кровавый орел

Тропа смерти.

Есть ли в мире что-то печальнее, чем лагерь разбитого войска?
Есть ли в мире что-то грустнее, чем вид сильного человека, который сломлен?
Столь печальное зрелище являл собой лагерь киммерийцев после страшного разгрома, что потерпели они от северян. Даже в самых суровых сердцах поселилась скорбь, отчаяние, тоска…
Не то что бы воинственные сыны Крома готовы были бежать без оглядки, бросая мечи, напротив, в глазах многих горела отчаянная решимость сражаться до конца.
Вот только концом этим они понимали не победу, а лишь славную смерть.
Глухо стонали раненные.
Храпели измученные кони.
Покинувшие поле боя воины переругивались хриплыми, севшими от усталости и жажды голосами.
Бранкориг шел через этот лагерь скорби, расположившийся на склоне горы, стараясь хотя бы жестом ободрить павших духом людей. Вид вождя, который сохранил самообладание, несмотря на тяжелейшее ранение и гибель сына, в самом деле, действовал на людей благотворно.
Загоняя мучительную, огромную как небо, боль куда-то в самый дальний уголок своего сознания, еще дальше, чем тоску по убитому первенцу, вождь ступал между обессиленных людей, к одному обращаясь с грубой шуткой, к другому с прочувствованным словом.
Пока его слушали с почтением.
Пока.
Внизу лежала равнина, над которой кружили вороны, жаждущие начать пиршество на телах павших сынов Киммерии.
Северяне же уносили тела своих павших, что бы предать их погребению по своему обычаю. Иногда им попадались тяжело раненые киммерийцы, которых товарищи не успели вынести с поля боя. Ваниры быстро и безжалостно добивали их. И те, кого постигла смерть от ванирского топора были счастливцами, ведь кроме воронов над убитыми глумились и двуногие стервятники, странные союзники нордхеймцев, что не брезговали плотью сраженных врагов…
Видя это самые горячие головы хватались за мечи, готовые хоть сейчас ринуться назад, в долину, но Бранкоригу стоило бросить на таких смельчаков тяжелый, укоряющий взгляд, и они отступались от безумного намерения.
Власть его над этими людьми была все еще велика.
Все еще велика.
Бранкориг опустил взгляд вниз, что бы тысячный раз увидеть на месте своей широкой, сильной ладони, которая при необходимости сжималась в грозный кулак, окровавленную культю.
Скоро они поймут, что их вождь жалкий калека.
Нет, левая рука была на месте, и владел он ей не хуже.
И все же калека.
Калека.
Калека.
Калека, проигравший сражение, калека, бежавший с поля боя.
Он спас своих людей, сумев вытащить их из кровавой круговерти битвы, но сохранил ли он честь?
Не стоило ли ему встать там, у черных камней, и воззвав к старым богам, встретить смерть, как и подобает киммерийскому воину?
Страдающий от боли и подавленный, как и все его люди, Бранкориг то корил себя за трусость, то приходил к мысли, что поступил единственно верно, спася почти пять сотен воинов для будущих битв.
Еще утром их было больше тысячи…
Еще утром у него был сын…
Бранкориг вдруг устыдился своей хвастливой речи перед боем, показной легкости, с которой вскочил в седло, смеха, с которым он раскручивал над головой секиру.
Ему нечего было стыдиться во время боя, он дрался отчаянно и сразил многих, но та неосмотрительность с которой он устремился прямо в ловушку, подготовленную ему врагом, лежала на сердце тяжелой виной.
В своей долгой жизни он дрался с ванирами больше раз, чем мог вспомнить, и хорошо изучил повадки этого жестокого врага. И все же увидев слабое, как ему показалось, место в рядах врага, повел своих всадников именно туда, в сердцевину ванирского войска, что бы перебить ему хребет, разорвать неуклюжую громадину пополам…
И тут фланги ванирской орды вдруг подались вперед, словно выпростав гигантские щупальца, и передовой отряд оказался в коридоре, ощетинившемся копьями…
Смерть не взяла Бранкорига, но он не вывел обратно и двух дюжин всадников.
Бросившиеся на выручку всадникам пешие горцы наступали неорганизованной толпой, и хотя каждый дрался как голодный демон, вскоре они были рассеяны тяжелым ударом закованных в доспехи хирдманов Олафа, и уже по частям были зажаты в тиски, окружены превосходящим их в численности врагом…
И началась резня, страшная резня, в которой никто не давал и не просил пощады.
Бранкоригу удалось сплотить вокруг себя около сотни не потерявших присутствия духа бойцов, и в какой-то миг, когда ваниры подались назад, ему показалось, что не все потеряно.
Аргайл из Тарна трубил в рог во всю мощь своих необъятных легких, сзывая всех под знамя Бранкорига, которым размахивал уже истекающий кровью сын вождя, семнадцатилетний Камгалл…
Но отпрянувшие северяне лишь плотнее сомкнули ряды, и ударили снова – стена щитов и копий, о которую разбилась отчаянная атака горцев…
Отступив от этой несокрушимой стены, уцелевшие, потрясая окровавленными мечами, и страшно проклинали врага и собирались идти в новую безумную атаку.
И тогда Бранкориг велел могучему Аргайлу из Тарна трубить в рог сигнал к отступлению.
Давно не слышали горы этого звука…
Часть горцев сочли такой приказ проявлением слабости и трусости, и Бранкориг яростным ударом секиры опрокинул на землю самого горластого из них – кажется это был Эрк, и вместо того, что бы броситься на ваниров, киммерийцы потянулись вверх по склону горы.
Это не было постыдное бегство, отступая воины сохраняли порядок, и потому немногие были убиты в спину…
Но все же это был страшный разгром.
Сражаясь на узкой тропе, по которой уходили последние из его людей, Бранкориг потерял руку.
Он поскользнулся на скользких камнях, и удар которым он собирался проломить голову рыжебородого воина в бронзовом панцире, ушел мимо, секира врезалась в камни, и в тот же миг широкий меч ванира обрушился на его запястье.
Боль вспыхнула обжигающим пламенем, и вождь замер, пока волна боли выжигала его, пока из горла не вырвался истошный вопль.
Смерть нависла над ним в облике ванира, такая, какую он всегда ждал – высокая, безликая, с окровавленным мечом в руке…
Камгалл бросился между отцом и ваниром, отбрасывая меч северянина своим, и тут же копье в руке другого ванира пробило ему в шею, и вышло под затылком…
Падая на колени, Бранкориг увидел, как на ванира наваливается медвежьей тушей Аргайл…
На несколько мгновений сознание покинуло его, а потом он обнаружил себя стоящего у скалы, с секирой в левой руке. Аграйл своим огромным щитом и облаченным в аквилонский панцирь телом закрывал его не хуже крепостной стены.
Снизу по тропе поднимались ваниры.
- Эй, Аргайл! – услышал Бранкориг свой голос. – оставь мне хотя бы одного!
Все последующее отступление прошло в кровавом тумане.
Бранкориг кого-то рубил, куда-то бежал, видел чьи-то искаженные лица, слышал чьи-то голоса, доносившиеся словно издалека…
Второй раз, уже по-настоящему он пришел в себя в лагере на склоне горы.
Выставив посты – а на узких тропах и два десятка человек могли сдерживать натиск нескольких сотен, разбитые горцы принялись наскоро врачевать свои раны.
Бранкориг поднялся, недоуменно глядя на культю – уже аккуратно перевязанную.
-Что мы будем делать, вождь? – спросил Аргайл, глядя в глаза Бранкоригу. Аргайл был силачом, непревзойденным борцом, и был храбр в бою. Но чего-то не хватало в его характере, Кром, когда создавал его, забыл разжечь искру разума и гордости в могучем теле, и Аргайл, хотя его и нельзя было назвать безумцем, туго соображал и плохо принимал самостоятельные решения. Еще в детстве думать за него стал Бранкориг, и это продолжалось вот уже почти тридцать зим. Бранкориг растерянно подумал, что сила и преданность Аргайла очень пригодятся ему в скором времени, когда станет вопрос о его способности исполнять обязанности военного вождя.
- Я не знаю. – честно ответил Бранкориг. – Пока не знаю.
- Но ты ведь что-то придумаешь? Обязательно придумаешь! – Аргайл с надеждой смотрел в лицо человеку, за которым шел всю жизнь.
- Да. Я что-нибудь придумаю. – произнося эти слова Бранкориг не верил сам себе.
Бранокриг посмотрел на людей, которых вел к победе, а привел к бесславному поражению.
Что же делать, в самом деле?
Попытаться вывести людей горными тропами?
Это возможно. Киммерийцы, не отличающиеся излишним милосердием, прикончат своих раненых, что бы они не попали живыми в руки врагу, и небольшими группами и поодиночке, по ведомым только пугливым горным козам тропам, смогут улизнуть…
Назначить новое место сбора, попробовать собрать ополчение со всего северо-запада, а не только из племен, что признавали его власть?
Если на его призыв откликнутся, то он сможет собрать войско, численностью почти не уступающее тому, что было у него вчера.
Ведь горцы пострадали от разгрома много меньше, с ним были в основном воины из долин.
Все это займет дни, а быть может и недели!!!
Пока гонцы доберутся до всех селений, пока воины из этих селений подойдут к месту сбора.
За это время ванирское воинство успеет нагрянуть к месту сбора ополчения, а по дороге северяне выжгут и вырежут все селения, до которых дотянутся.
Горцы отсидятся в своих ущельях, а как же племена реки?
Бранкориг, военный вождь, выкрикнутый на собрании племенных вождей и главарей воинских братств, не обладал властью, которой обладали короли цивилизованного мира. Он мог позвать, но не мог приказать явиться. Он не был уверен даже в том, что в лагере союзного воинства в первую очередь не случатся ссоры и усобица из-за какой-то старой вражды. Какие-нибудь угнанные дюжину лет назад лошади…
Если бы он был королем!!!
Мысль пришла внезапно.
В самом деле, как же он не подумал об этом сразу?
В варварской Киммерии, раздробленной на вечно грызущиеся между собой племена и кланы, не могло быть короля.
Если это не король-жрец, посвященный божеству войны.
Ард-Риаг!!!
Бранкориг застонал от боли и бессилия, глядя на свою изувеченную руку. Ему, калеке, не стать королем-жрецом.
Но теперь он точно знал, что делать.
Бранкориг размотал повязку на культе. Она ему больше не понадобится…
Он дождался, когда из открывшейся раны вновь потекла кровь, и забирая ее пальцами, стал наносить на лицо завихрения древнего ритуального узора.
Глядя, как возникает на лице его друга и его вождя кровавая маска, Аргайл сразу понял, что предстоит. На мгновение показалось, что несчастный силач заплачет, но даже он своим слабым разумом понимал, что лить слезы недостойно киммерийского воина. Он знал, что ему предстоит сделать.
Потом, когда руны на лице были готовы, вождь приказал явиться всем, кто сохранял силы, и стоял на ногах. Среди них он выделил полудюжины молодых, ловких и быстроногих воинов, почти подростков.
Всех собравшихся поразило, что, несмотря на пронимающий до костей ветер, Бранкориг сбросил одежду, и был обнажен по пояс. Жилистое, мускулистое тело несло на себе следы многих схваток, их которых он вышел живым.
- Выбирайтесь из этого лагеря обреченных, и бегите, скачите, плывите быстро, как сможете. Разыщите Аэда, сына Бридэ, что правит на востоке. Когда-то между нами была вражда, но позже мы заключили союз, скрепив его клятвой крови. Скажите Аэду, что брат его Бранкориг, стоя на тропе смерти, призывает его. Скажите, что Бранкориг выкрикнул его ард-риагом. Скажите всем, кого увидите, будь то киммерийцы любого клана, ваниры, асиры, или твари лесные, скажите им, что Бранкориг с тропы смерти выкрикнул своего побратима Аэда ард-риагом!!! Аэд – ард-риаг!!! – громко выкрикнул он, поднимая к хмурому небу свою единственную руку.
- Аэд – ард-риаг!!! – подхватили клич сотни голосов.
- Выберите из рядов своих достойнейшего, что поведет вас в битву. – продолжил Бранкориг. – Я же ухожу по тропе.
Бранкориг опустился на колени.
- Аэд – ард-риаг. – повторил он, и отбросил с шеи длинные седые волосы.
Аргайл поднял тяжелый меч, и одним ударом отрубил голову вождю.
Последнее слово героя, добровольно ступившего на тропу смерти – воля для всех связанным с ним кровными, или иными узами.
Киммерийцы молча стояли над обезглавленным телом вождя. Они видели много смертей, и каждый был убийцей. Но подобное самопожертвование они видели впервые.

 Отправлено: 21.09.10 17:04. Заголовок: Аэд. По полю, на ко..

Аэд.
По полю, на котором недавно бушевала кровавая сеча, над которым кружили стаи воронов, спешивших отведать человечины, медленно и тяжело ступал немолодой воин.
Он был высок и крепко сложен, хотя возраст угадывался по седым волосам и изборожденному морщинами лицу, но руки, узловатые от твердых, как корни дуба, мышц, не утратили еще своей силы, а серые глаза, хоть и выцветшие с годами, сохранили зоркость.
И все же долгое сражение утомило его, проведшего жизнь в войнах.
Это была яростная битва, о которой потом будут сложены песни, что прозвучат в веках, но сейчас старый воин не думал об этом. Сквозь усталость пробивалась гордость, но он не давал разгореться ей в полную силу.
Он перешагивал через трупы, и порой вступал в настоящие ручьи из крови, что струились по каменистой земле. Их были сотни, сотни и тысячи, этих мертвецов, что еще недавно были полными сил мужчинами. Воин не умел считать больше, чем до двух дюжин, но ему не нужно было уметь считать, что бы видеть, сколь многие сегодня ночью будут пировать в чертогах героев.
Павшие сильно отличались друг от друга.
Они принадлежали к народам, единственным сходством которых была воинственность. Разные и обликом и обычаями, они ненавидели друг друга неиссякаемой, уходящей куда во тьму веков ненавистью.
Их было легко различить, одни – светловолосые, стройного сложения, часто облаченные в кольчуги или набранные из металлических чешуй панцири.
И другие – черноволосые, рослые, сражавшиеся почти поголовно без доспехов.
Искаженные в гримасах ярости или предсмертной муки, лица одних так и хранили это выражение. Другие же мертвые выглядели умиротворенными, словно не погибли в кровавой сутолоке боя, а испустили дух во сне.
Руки многих все еще сжимали мечи, секиры, копья, с которыми они встретили смерть.
Сражение это не было разыграно по правилам военного искусства, и судьбу его решили не хитрые маневры, а ярость и упорство сражающихся сторон, презрение к смерти и жажда крови, с которой гандеры и сыны Крома бросились на врага.
Гандеры действовали более искусно, чем киммерийцы. Они двинулись в бой плечо к плечу, подняв щиты и ощетинившись копьями, в то время как задние ряды бросали копья и дротики. В странах Юга такой строй назвали бы фалангой.
Гандеры не знали этого слова, но инстинктивно понимали, что наличие доспехов, больших щитов делает для них наилучшей именно такую тактику. На глаз (едва ли в обоих воинствах нашлось бы достаточно людей, умеющих считать до таких чисел) киммерийцы числом превосходили северян, и это было не удивительно, это была их земля. Но гандеры рассчитывали на победу не без оснований. Не раз и не два в истории их ожесточенной вражды, северяне одолевали за счет плотного строя.
Киммерийцы же сражались, наступая неорганизованной толпой. Воины различных племен шли за своими вождями, так как повелось от века.
Единственный изыск, примененный ими в бою, был придуман и воплощен Аэдом.
Вопреки традиции он не выступил впереди рядов киммерийского воинства, а оставил свою конную дружину в запасе, отведя ее чуть в сторону от долины, где разгорелось основное сражение. Над Аэдом пробовали насмехаться, упрекая в трусости. Иные, понимавшие, что подозревать Аэда, состарившегося в походах и сражениях, в трусости, просто нелепо, взывали к его разуму, требуя объединить все силы в один кулак, а не разбрасываться ими. Но Аэд был непреклонен.
Киммерийцы под яростный рев рогов раз за разом накатывались на строй ваниров, осыпали его стрелами и копьями, но воины юга лишь смыкали строй над телами павших, и отбивали натиск за натиском.
Аэд выждал момент, когда сражение было особенно яростным, когда казалось, что киммерийская отвага одолеет гандерландскую выдержку, когда грохот от столкнувшихся щитов и лязг оружия, хрипы умирающих и боевые кличи вознеслись до небес.
А потом он во главе своих людей ударил гандерам во фланг.
Строй южан начал сыпаться, и битва рассыпалась на сотни и тысячи поединков и стычек небольших отрядов. Тут киммерийцы, превосходившие врага и числом, и личной удалью, неминуемо вскоре взяли верх, но потеряли много хороших воинов.
Гандеры погибли почти все.
Выжить удалось едва ли нескольким десяткам, что дрогнув под киммериским натиском, бежали с поля боя. Их долго гнали, рубили мечами и пронзали копьями, но некоторым все же удалось уйти.
Примерно дюжина угодила в плен.
Киммерийцы не имели обычая держать рабов, и несчастных пленников ждала жестокая смерть на погребальном пиру.
Суровые боги, которым они поклонялись при жизни, должны принять киммерийских героев, но все же лучше, если на их могилах прольется еще раз кровь врага.
Битва отбушевала на южной границе Киммерии и стран «цивилизованного мира».
Путь на юг был открыт.
Старый киммерийский вождь уже видел, как содрогнутся от ужаса верившие в неприступность своих пограничных рубежей жители юга. Добыча рекой потечет в руки киммерийцев. Со дня на день вождь ждал новые отряды, что придут по его зову.
Имя его было Аэд и сегодня утром он повел своих людей в бой, как водил их полтора дестяка лет, и как обычно над полем брани прозвучало имя мрачного, немилостивого бога, которого киммерийцы почитали сильнейшим.
Кром!
Крому не нужны молитвы смертных, он жесток, как и вся жизнь на Севере, но сегодня победу праздновали его сыны, а не их заклятые враги гандеры.
В другой раз все может сложится иначе…
Сегодня эта земля напьется вдоволь! – неожиданно зло подумал Аэд.
Он короткими ударами копья добивал еще стонущих раненых врагов – милосердия Север не знал.
Среди убитых и умирающих бродили победители – искали погибших или раненых товарищей, добивали врагов, и кое-где уже начали обирать погибших гандеров.
Столь же воинственные, как киммерийцы, гандеры стояли на более высокой ступени развития, среди них явственно выделялась знать, и сейчас украшения и дорогое оружие и доспехи, с которыми они шли в бой (видя в том особую удаль и даже насмешку) гандерских баронов, рыцарей и просто зажиточных воинов перекочевывали в руки киммерийских варваров.
«Взять с груди» убитого вовсе не считалось чем-то низким, но обычай гласил, что добыча должна быть разделена поровну между всеми победителями.
Картины эти были привычны взгляду Аэда, и никак не трогали его.
- Приветствую тебя вождь! – совсем молодой воин, почти мальчишка, едва ли видевший больше семнадцати весен, устремился навстречу ему. Видно было, что порывистость, свойственная юности, борется в нем со сдержанностью, подобающей киммерийскому воину. Аэд, обладавший цепкой памятью на лица – качество, выработанное им за многие годы, что он был вождем, узнал его.
Конан, сын кузнеца Ниала, что когда-то побил его на кулаках.
Аэд не держал на кузнеца зла, за то, что он превзошел его в бою. Потом они много выпили пива, о многом поговорили, и посмеялись над многим. То был редкий день в жизни Аэда, когда его черты озарила улыбка. Ниал был славным человеком.
Теперь Ниал мертв, как мертв весь клан Конана, парень остался один – самое страшное, что может приключиться в мире, где любая рука, кроме руки соплеменника может в любой момент нанести смертельный удар.
Конан был отважен и, судя по силе, которой обладал уже сейчас, будучи юнцом, обещал вырасти в могучего бойца.
Он первым взобрался на стены проклятого Венариума, аквилонской твердыни, опираясь на которую империя собиралась начать покорение воинственных соседей.
Но Венариум пал, был разрушен и проклят, и сейчас в нем царили дикие звери, да призраки.
Аэд был выборным вождем во время осады Венариума, когда разрозненные племена решили все же объединить свои силы.
Аэд был вождем этой битвы, а Конан стал ее героем…
- Это была славная битва!!! – воскликнул Конан, все-таки юность победила в нем. – Мы отомстили им за вторжение!
- Ты прав, рана, которую они нанесли нам, отомщена. Но теперь надо нанести им самим рану, более глубокую. Мы пойдем в самое сердце страны гандеров.
Со стороны леса к ним приближался одинокий всадник. Завидев его, оба воина, молодой и старый потянулись инстинктивно к оружию. Когда он оказался близко, Аэд и Конан увидели, что он, несомненно, киммериец, но непонятно было, в какому племени он принадлежит. Одежда воина была измазана кровью и грязью так, что нельзя было разобрать ее цвета. Глаза глубоко ввалились, он был явно истощен, и возможно страдал от ран. Его конь, покрытый пеной, готов был рухнуть.
- Мне нужен Аэд, сын Бридэ. – сказал он чуть слышно.

 Отправлено: 23.09.10 19:13. Заголовок: Долина богов. Под пр..

Долина богов.
Под промозглым ветром налетавшим с высокогорья зябко ежились даже привычные ко всему киммерийцы.
Ветер, плутая среди изрезанных скал, обрушиваясь в темные бездны ущелий, цепляясь за ледяные выступы, пел жуткую песню. Люди у костра знали все о горах и ветре. Но все равно им в этом вое мерещились голоса богов и духов, павших в битвах героев и обреченных на муки предателей.
Ветер закручивал и бросал пламя костров. Воины сбивались все ближе к огню и друг другу
и по вою ветра пытались определить, каким будет будущее для них. Кому суждено вернуться в селение покрытым шрамами и славой, а чье тело возляжет на погребальный костер.
Кто найдет последний приют здесь, среди этих скал?
Это были в основном выходцы из горных кланов, рослые, мускулистые и поджарые, черноволосые и синеглазые. Одежда их была бедна, но оружие прекрасно – длинные мечи из светлой стали и страшные всему Северу секиры. Хотя одежду большей части составляли полотняные рубахи, да плащи из шкур, на некоторых горцах были видны доспехи, когда-то снятые ими или их отцами с врагов, а знатные и вовсе украшали одежду золотом.
Жители долин отличались от горцев тем что были лучше одеты, и выглядели как люди, которым чаще доводится есть досыта. Но их руки были не меньше привычны к оружию, и хотя горцы презрительно звали их долинными крысами, они были настоящие киммерийцы, гордые и отважные, неукротимые в бою…
Так было многие годы.
Киммерийцы в самом деле не знали поражений, отражая все попытки покорить их, предпринимавшиеся соседями.
Киммерийцы привыкли воевать и привыкли побеждать.
Тем тяжелее было узнать о вторжении огромной армии, что наползала из-за северных гор.
В глазах даже самых отважных видна была затаенная тревога, голоса отважных воинов звучали приглушенно, в речах их не было привычной самоуверенности.
- Аэд идет!!! Слава великому Аэду!!!
Сквозь ряды воинов ступал седовласый гигант, лицом похожий на одну из тех немыслимо древних статуй, что высились в горах, охраняя перевалы от злых духов.
Аэд был выше и мощнее почти каждого из собравшихся, но не ширина плеч, не исписанные линиями шрамов и узлами вздувшихся вен мускулистые руки,
не татуировки бойца фианы, змеившиеся по ним, не страшная палица, сделанная из дуба и утыканная гвоздями, внушали такой трепет в сердца отважных горцев.
От Аэда исходило ощущение какой-то первобытной силы, почти не имеющей ничего общего с его телесной мощью, в каждом его движении чувствовался человек несокрушимой воли. Это правда, что есть прирожденные вожди, те, за кем люди по одному их слову готовы отправиться хоть в царство мертвых, и Аэд был несомненно, одним из них.
Но пока простые воины стучали по щитам и выкрикивали прошлое имя того, кто хотел назвать себя ард-риагом, лица многих вождей мрачнели все больше и больше. Никто из них по настоящему не хотел склонять голову перед сыном Бридэ. Многие в душе вообще были уверены, что они больше достойны чести быть выкрикнуты королем-жрецом.
Но никто не смел оспаривать волю прославленного воина Севера, что ушел по Тропе…
За Аэдом шли полтора десятка вооруженных до зубов воинов из фианы Горного Льва. Каждый из них был одет в шкуру этого страшного хищника, добытую в единоборстве со зверем, а татуировки, покрывающие могучие руки и шеи изображали дерущихся и терзающих добычу львов. Вооружены они были поистине до зубов.
Это была ближняя дружина Аэда, преданные ему душой и телом опытнейшие воины.
Толпу киммерийцев огласили приветственные возгласы, и славословия в честь прославленного вождя.
Аэд подождал, пока шум стихнет.
- Я был Аэд, сын Бридэ, сына Тергла! – возгласил вождь, поднимая над головой оружие. – А это Крушащий Кости! Я был Аэд, могучий и бесстрашный, которого боятся и в странах вечной ночи, и в странах не знающих зимы. Дюжины дюжин сразил я, и дюжины дюжин сразил Крушащий Кости!
Аэд на мгновение замолчал и из десятков глоток вырвался воинственный клич. Кричал и юный Конан. Надрывался со своими братьями по фиане высокий молодой воин
с уродующим лицо рваным шрамом и тусклыми огнями скрытого безумия в глазах – то был Кодкелден.
- Я убил Тостига Кровавую Секиру, когда он вторгся в наши земли с сотнями сотен асов. Я поверг его на землю Крушащим Кости и раздробил ему голову, я разрезал ему грудь и вырвал сердце и принес его жертву Нейду! Я убил Халстена Долгобородого, когда он и его ванирские псы пришли с севера! Я сбросил его с коня Крушащим Кости и перерезал ему горло, и вырвал его лживый язык и принес его в жертву великому Нейду!!! Я победил Бегущего Вепря, когда он выбрался из своих болот и пришел на нашу землю. Он был могуч как медведь, тот пикт, но я и его поверг на землю Крушащим Кости, а потом он долго пел нам песнь смерти, распятый на земле, когда в утробе его горел огонь! Я был Аэд!
Вождь вновь умолк. Воины смотрели на него, как на сошедшего из небесных чертогов бога.
- Дюжины дюжин сразил я и дюжины дюжин сразил Крушащий Кости. – Аэд оглядел внимавших ему воинов тяжелым, пронизывающим взором. - Я сражался, когда многих из вас еще не было на этом свете и переживу многих из вас, потому что я – был Аэд, вождь вождей. Я был Аэдом, пока брат мой по крови, Бранкориг, сын Эйда не выкрикнул меня ард-риагом.
Гул в толпе умолк.
- Я пришел в Долину Богов, что бы узнать, какому богу я посвящу свой поход и свою жизнь. Что бы услышать имя, с которым мне суждено ступить на Тропу, когда придет мое время. – человек, что раньше звался Аэдом говорил как будто тихо, но голос его разносился далеко, перекрывая и вой ветра, и храп коней. – Да будет так.
- Да будет так. – повторили сотни голосов.